Коробцов Андрей Сергеевич — российский скульптор, автор станковых и монументальных произведений, около 40 памятников. Родился в 1987 году в Джезказгане (Казахстан). В 2011 году закончил факультет скульптуры Российской академии живописи, ваяния и зодчества. Член Московского союза художников. Среди известных работ — Ржевский мемориал Советскому солдату (2018 — 2020), памятник королеве Ольге в Салониках (2016), Ивану III в Калуге (2017), генералу Петру Котляревскому в Феодосии (2020), лётчику Михаилу Девятаеву в посёлке Торбеево (2021). Серия станковых работ Андрея Коробцова посвящена балету и вдохновлена балериной Евгенией Образцовой, супругой скульптора. Для Домового храма св.мц.Татианы МГУ им. М.В.Ломоносова восстановил скульптуру на иконостасе.
Мы встретились с Андреем Коробцовым в его мастерской и расспросили о том, почему скульпторов мотивирует участие в конкурсах, как поставить 35-метровый памятник на болотах, чем потрясает история Ржевской битвы и какие работы не вызывают желания их исправить.
Андрей, вы родились в Казахстане и провели первые годы там. Как на Вас повлияло детство в Казахстане, остались ли яркие воспоминания?
Да, мы приехали в Россию ровно в мой день рождения, когда мне исполнилось семь лет. От детства в Казахстане остались впечатления о природе. Помню бескрайние степи, очень холодные зимы. Иногда из-за сбоев на электростанции мы сидели дома без света, в шубах. Помню засушливое лето: земля трескалась настолько, что я мог засунуть руку в глубокие трещины. Но потом проходили ливни (мне в детстве было по колено воды!). Таких ливней — пара за лето, остальное время — жара.
Почему вы решили стать скульптором?
Об этом у меня тоже есть воспоминание, связанное с Казахстаном. Помню, что мы сидим у окна с папой, мне года четыре, наверное, и мы лепим с ним скульптурки на подоконнике. Это были простые вещи, то, что меня волновало на тот момент… Винни-Пух (смеётся). С тех пор я постоянно лепил, мне очень нравилось. Родители отдали меня в художественную школу. Там я не очень прилежно учился: живопись прогуливал, а скульптура мне нравилась. Когда нужно было выбирать путь, родители настояли, чтобы я пошёл по художественной стезе. Я приехал учиться в Российскую академию живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова и там понял, что это действительно моё место.
В мастерской Андрея Коробцова. Фото: Михаил Еремин.
У Вас есть любимые скульпторы, повлиявшие на Вас?
Я бы выделил трёх скульпторов. Бесспорный гений Микеланджело. Ещё мне очень нравится творчество Паоло Трубецкого. И если выделять кого-то из советской школы, то Николай Томский.
Как учатся скульпторы? Какие у них предметы? Они осваивают разные материалы или выбирают свой любимый и дальше работают в нём?
Система отличается везде. У нас в Академии, к сожалению, не было возможности поработать с деревом, например, хотя это интересно. Работали с камнем, в основном работали с пластилином, а пластилин предполагает, что потом скульптура будет переводиться в бронзу или гипс. А в принципе структура похожа на другие творческие вузы. У нас были специальные предметы: рисунок, скульптура, композиция. И общеобразовательные, такие, как история искусств.
Ваша дипломная работа — скульптура Евгения Родионова. Почему Вы решили обратиться к этому образу?
Друг дал мне почитать книгу «Он выбрал крест». Когда я прочитал её, эта тема просто не выходила у меня из головы. Мне хотелось её выплеснуть наружу, и я делал эскизы. Подходил дипломный год, но, когда я предложил разные варианты, мне запретили за неё браться. Сказали, что я не справлюсь. Действительно, сложная тема, я потом это понял. Но в итоге наш заведующий кафедрой Салават Александрович Щербаков сказал, что берёт меня под свою ответственность. Мне разрешили попробовать свои силы. В итоге получилось. В большой работе удался даже взгляд: когда стоишь перед ним, он заглядывает куда-то в душу. Мне кажется, у Ржевского мемориала есть такой же эффект: солдат смотрит одновременно на зрителя и куда-то вглубь себя. Взгляд насквозь, стреляющий.
 Эскиз скульптуры Евгения Родионова. Фото: Михаил Еремин. |
 Модель Ржевского мемориала. Фото: Михаил Еремин. |
В этой скульптуре есть аллюзии на Микеланджело, да? Тема раба, который освобождается от пут.
Да, у нас в Академии учат классической скульптуре, поэтому я считал, что было бы неправильно уйти в какую-то стилистику. Поэтому в целом скульптура сделана в классической манере, хотя некоторые преподаватели критиковали меня за то, что крестик я врезал в глубину. Мне хотелось показать, что он у него в душе.
Сейчас Вы делаете много памятников. Влияют ли заказчики на образ? Или у Вас карт бланш на свободное творчество?
Каждый памятник — это открытый конкурс, на который все скульпторы приносят свои работы. Жюри выбирает какой-то образ. Поэтому мы, готовясь к конкурсу, делаем то, что считаем нужным. Мы с архитектором Константином Фоминым пытаемся в каждом проекте пробовать что-то новое. Где-то это удаётся, а где-то получается более традиционно. Но хочется разорвать эти шаблоны, шагнуть в другую сторону. Когда смотришь на скульптуры Микеланджело, понимаешь, когда это было сделано. Когда смотришь на произведения советских скульпторов, понимаешь, какая эта эпоха. Хочется, чтобы через столетие, когда люди будут смотреть на мои работы, они понимали: это начало — середина XXI века. Вот этот отход от шаблонов даётся тяжело, но периодически получается.
Ведёте статистику по выигранным и проигранным конкурсам?
Да, мы подсчитывали с архитектором. Каждый четвёртый-пятый проект побеждает. Но статистика не всегда работает: был период, когда мы сделали 17 проектов, но ни один из них конкурс не выиграл.
Смотрите потом выигравшие проекты? Каким образам чаще отдаёт предпочтение жюри?
В последнее время жюри выбирают самые необычные проекты. Меня это очень радует. Вообще конкурсы после окончания Академии — это лучшая школа. Сравнивая, ты видишь свои ошибки, понимаешь, почему та или иная работа выиграла. Это возможность расти над собой.
Ваша самая известная работа — Ржевский мемориал Советскому солдату. Расскажите, как он создавался.
Был открытый международный конкурс: скульпторы из 7 стран, около 40 проектов. Победил наш проект, хотя мы с архитектором Константином Фоминым совершенно этого не ожидали. Работа над памятником длилась около трёх лет. Для меня этот памятник — олицетворение стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом». Повествование в нём идёт от лица павшего солдата, и мы задумали изобразить солдата, то ли распадающегося на клинья журавлей, которые вот-вот разлетятся по небу, то ли возникающего из образа журавлиных клиньев.
Фото: Михаил Еремин.
Сложнее всего было сделать инженерию. У скульптуры очень сложный каркас, так как задача была оторвать памятник от земли. Практически все компании, к которым мы обращались, отказывались. Единственная компания, МетПром, согласилась взять и рассчитать этот каркас. В итоге у него шестикратный запас прочности — мы продували его в аэротрубе на ветровые нагрузки, он всё выдержит! Сложно закладывался фундамент. Это болота, а нам нужно было загнать в поле кран, чтобы он выставил стрелу — рассчитать масштаб памятника. И машина застряла! Поэтому, когда ставили памятник, забили огромное количество бетонных свай. Сама скульптура лепилась из трёх кусков. Вместе с постаментом высота памятника 35 метров, высота скульптуры — 25. Такого цеха для лепки я не мог найти, поэтому лепил по частям. У скульптуры три яруса: первая часть по пояс солдата, вторая — чуть ниже рук, третья — журавли. Сначала я лепил в глине в натуральный размер, потом с глиняной скульптуры снимались слепки. Формы привозили в литейных цех, там делались восковки, и по воску уже отливали в бронзе. Памятник состоит из кусков полтора на полтора метра, а всего таких частей больше 600. Так что это гигантский паззл из бронзовых кусков. Мы собирали их в единое целое на месте, на лесах. Иногда случались казусы: где-то при сборке начал гулять угол, что-то не так приварили… И были фрагменты, которые разлетались где-то на метр. Мы пытались подогнуть бронзу, но были куски, которые приходилось выпиливать. Я на месте лепил, формовали заново, снова везли в цех, отливали и привозили уже новые части.
Могу рассказать историю про ржевскую зиму. Монтаж проходил зимой, и в первый день я надел свои самые тёплые вещи. Весь день провёл на лесах на высоте 35 метров. Спускаюсь и чувствую, что замёрз просто невероятно! Прихожу в гостиницу, снимаю ботинки — а у меня пальцы чёрные. Хотя зима в год монтажа была тёплой, задували невероятные ветра. Когда представляешь, как солдаты воевали по колено в болоте, становится жутко. Тем более, что в годы Ржевской битвы стояли рекордные морозы! Для монтажа в итоге навесили баннер, который защищал от ветра.
Само поле — около 4 га — это то самое поле, где проходили бои. Перед началом работ оно всё было проработано сапёрами, поисковиками. Их находки можно увидеть в музее.
Что Вас больше всего впечатлило в истории Ржевской битвы?
Ржевская битва — самое кровопролитное сражение ВОВ. Людей в ней погибло больше, чем под Сталинградом! Долгое время не было термина «Ржевская битва», слишком она была растянута во времени. И у неё не было итога. Итогом можно было бы назвать то, что советские войска вошли в Ржев, но в Ржеве к тому времени целыми оставались четыре дома. Город не взяли боем, немцы просто ушли. Но это крайне важное сражение: здесь было собрано огромное количество немецких частей и, если бы сдали Ржев, эти части шли бы подкреплением на Сталинград. Но немцы не могли себе позволить оставить в тылу такой крюк в виде Ржева, поэтому бросили туда много сил. Мне кажется, что Ржевская битва — самое страшное сражение в ВОВ. На любом другом участке фронта солдат видел результат своих трудов, что-то отвоёвывал, по шажкам, но куда-то шёл. А в Ржеве больше года длилось сражение: солдаты выходили из окопов, шли в атаку, вечером возвращались, но не все. Не было движения ни вперёд, ни назад. Это очень тяжело, когда не видишь результата своего труда, не видишь, за что погиб твой товарищ.
Когда я погрузился в эту тему, то выяснил, что среди моих знакомых много тех, чьи родственники сражались или даже погибли под Ржевом. И самое удивительное, что памятник строился на народные деньги. Большие суммы были внесены Беларусью, крупную сумму пожертвовал меценат, но всё остальное собиралось с миру по нитке. Люди присылали деньги.
Как вы с архитектором задействовали окружающее памятник пространство?
Когда человек приезжает к Ржевскому мемориалу, то попадает на площадь и сначала идёт в музей. Видеоролики в музее помогают погрузиться в атмосферу. Под стеклянным полом — земля, обожжённая войной. Чтобы пройти к памятнику, нужно сделать небольшой крюк, пройти через входную группу в виде ломаных стен. Мы задумали их как окопы, они выполнены из ржавой кортеновской стали. Ржавый цвет мы с архитектором решили использовать после того, как съездили на поисковые работы на Калининском фронте. Видели, как достают солдат. Место их гибели именно так выглядит: достают ржавые детали пулемётов, проржавевшие детали военной техники — всё ржавое. Поэтому мы привнесли этот цвет. На стенах выбиты 17 000 фамилий павших в Ржевской битве. К сожалению, больше не поместилось, но все павшие указаны внутри павильона. После входной группы зритель попадает к подножию памятника. Наверх забираться нельзя, можно обойти памятник вокруг. Там даже деревья поддерживают основную тему. Мы высадили красный клён — у него рыжеватые листья. Рябина — тоже воинское дерево, цвета крови и камуфляжа. А в вечернее время у памятника очень интересная подсветка.
Уменьшенная копия работы Андрея Коробцова для Филармонии-2. Фото: Михаил Еремин.
Ржевский мемориал входит в число Ваших любимых памятников?
Да, знаковыми для себя работами считаю Ржевский мемориал, памятник Петру Котляревскому в Феодосии, королеве Ольге в Салониках и скульптуру Рахманинова в Филармонии-2.
Как вы обычно готовитесь к тому, чтобы сделать памятник? Что-то читаете про героя?
Конечно, читаю. По-хорошему, нужно вжиться в персонажа, как это делают актёры. Пропустить его характер через себя.
Изображение памятника фронтовой собаке в мастерской скульптора Андрея Коробцова. Фото: Михаил Еремин.
Не могу не спросить. У Вас в мастерской висит фотография памятника фронтовой собаке и видно, что у неё потёртый нос. Недавно обсуждали аналогичную проблему со скульптурой на станции метро Площадь революции, которая сильно пострадала от прохожих. Как бы вы объяснили людям, что скульптуру лучше не трогать?
Ну, полезным для скульптуры это точно не назовёшь. Хотя приятно, что произведение пользуется такой популярностью. С памятником фронтовой собаке, кстати, связан забавный случай. Когда я начал работу над этой скульптурой, собак не лепил никогда. И у меня самого собаки не было. Изучать анатомию собак по книжке — это одно, но мне всё-таки хотелось, чтобы какая-нибудь собака мне попозировала (смеётся). Начал ездить по питомникам. Но породистую немецкую овчарку не удержишь на месте, столько энергии! Я понял, что с питомниками не срастётся. Оказалось, что у одного моего друга есть немецкая овчарка. А он дрессировщик. Он приехал в мастерскую с собакой, сказал ей: «Лежать!» Люди так не позируют — часов 6 она пролежала, не двигаясь! Один раз только вставала, чтобы поесть. Поэтому анатомию получилось передать достаточно достоверно.
Потом памятник монтировали на территории музея военной техники. Там есть дворняги, которых подкармливают охранники. Во время монтажа было шумно, и эти собаки бегали где-то далеко. На следующий день открытие. Приезжаю — и работники музея мне рассказывают: когда я ушёл, собаки подбежали и начали на скульптуру лаять. Потом убежали, но через пару часов положили рядом с памятником кость (смеётся). Приняли фронтовую собаку за свою. Дрессировщик сказал, что, если они так поступили, значит, решили, что она не очень хорошо себя чувствует, нужно ей помочь.
Среди Ваших станковых работ есть целая серия скульптур, связанных с балетной темой. А Ваша жена — прима-балерина Большого театра Евгения Образцова. Вы просите её позировать? И сложно ли позировать для скульптуры?
Да, прошу! Позируют для скульптуры почти так же, как для живописи. Только у нас натурщик стоит на крутящемся подиуме, ты можешь его поворачивать. Работа с натуры очень важна! Почти для каждого памятника нахожу людей, похожих на персонажа по комплекции.
Но для балетных образов Женю на пуантах только фотографирую. А дальше какие-то детали — руки, например, дорабатываю с натуры.
Скульптура балерины, выполненная Андреем по фотографиям жены. Фото: Михаил Еремин.
Поскольку у нас уже выходило интервью с Евгенией, мы знаем о том, что Вы сделали ей предложение после спектакля, прямо на сцене театра, и для неё это было большим сюрпризом. Расскажете свою часть истории?
Было страшно, конечно (смеётся). Подходил к концу театральный сезон, и в отношениях это было логическое продолжение. Нужно было решаться, и мне показалось, что лучше момента не придумаешь. Единственное, я просчитался: не учёл, что это последний спектакль сезона. Обычно за кулисами народа поменьше, а в тот раз было очень много людей (смеётся).
У вас подрастают две дочки. Кто-то из них интересуется скульптурой, лепит?
У одной дочки точно, мне кажется, нет симпатии к лепке. Мы приезжали один раз всей семьёй к Ржевскому мемориалу, когда работа ещё шла. Они полепили немного, оставили отпечатки своих пальцев. Одна дочка только подошла, стала лепить: «Ааа, грязно! Вытрите мне это!» (смеётся). А другая как будто всю жизнь этим занималась! Подошла — и давай мять там что-то, отрывать!
Распятие на иконостасе Домового храма святой мученицы Татианы, выполненное скульптором Андреем Коробцовым. Фото: Михаил Еремин.
Финальный вопрос. Для Татианинского храма Вы восстанавливали Голгофу и статуи ангелов на иконостасе. Как проходила работа? Вы восстанавливали скульптуру по старым фотографиям?
Работа началась со звонка отца Владимира (Вигилянского): ему кто-то меня посоветовал. Отец Владимир рассказал историю, объяснил, что до революции было так. «Так» — это довольно условно, потому что старинная фотография была единственным источником. На ней видно, что Распятие сделано в классической манере, и отец Владимир сказал, что можно добавить немного иконографии. Не просто повисший на Кресте Спаситель, а как будто он обнимает молящихся. Началась работа, она пришлась как раз на пост. Это была очень сложная и ответственная задача: нужно было соблюсти стилистику, добавив одухотворённости. А по конструкции скульптура должна быть максимально лёгкой, чтобы установить её на иконостас. В итоге она сделана из армированного гипса.
Получается, благодаря заказу на скульптуру Вы стали прихожанином Татианинского храма? Сейчас, когда стоите на службе, иконостас не отвлекает? Нет мыслей что-нибудь подправить?
Да, сначала я получил заказ на скульптуру, а потом прижился на приходе, прикипел. И да, бывает, что скульптура отвлекает, стараюсь на неё не смотреть (смеётся). В каждой из работ хочется что-то подправить! Наверное, есть только одна скульптура, в которой всё получилось, — памятник Петру Котляревскому в Феодосии.
Беседовала Мария Разгулина.
Фотографии Михаила Еремина.
Количество просмотров — 428
