ЖИЗНЬ КАК ВГЛЯДЫВАНИЕ ВНУТРЬ СЕБЯ

 

НАТАЛЬЯ КОСТРЫКИНА

 

Интервью с Софьей Пучковой, патрологом, преподавателем Библейского колледжа «Наследие», писателем.

Башкирия ‒ Москва ‒ Бельгия. Такой путь пришлось пройти представителю «общественно бесполезной» профессии, чтобы оказаться на своем месте. Мы беседуем с Софьей о её обращении к вере, о тех кризисах, которые пришлось преодолеть, чтобы осознать свое призвание, почему бывает так сложно принять себя, что такое патрология и каково это – женщине заниматься богословскими науками.

---

– Соня, ты окончила кафедру православной теологии Российского государственного социального университета. Почему же теология?

– Я приехала в Москву поступать на журналиста, но потерпела неудачу. После я поступала параллельно в два места: на кафедру теологии и на биофак МГПУ (я всегда неплохо знала биологию). Выбрала наиболее интересную и неизвестную для меня область. 

– То есть ты поступала на кафедру теологии будучи нецерковным человеком?

– Да, я просто интересовалась. Я хотела работать журналистом, но мне посоветовали получить дополнительную профессию, чтобы знать хорошо какую-нибудь область и писать о ней. Религия мне показалась интересной областью. Однако с течением времени мой изначальный план оказался для меня неактуальным. Во-первых, я пришла к вере, а во-вторых, я хотела преподавать детям основы православной культуры. Специализация кафедры теологии в РГСУ ‒ преподавание основ православной культуры. После выпуска я работала в православной гимназии, параллельно занимая должность ассистента на своей кафедре в университете. Потом преподавала в одной из светских школ, где я вела факультатив по православной культуре. Но очень скоро мне пришлось оставить преподавание. В какой-то момент я осознала, что не могу работать с детьми: к сожалению, я не умею их дисциплинировать. Преподавание в школе было тем, к чему я готовилась, но такое служение оказалось не для меня. Кроме того, школе проще было обучить на курсах ОПК какого-то уже работающего педагога – преподавателя начальных классов, истории, литературы, а новых специалистов по ОПК не очень-то ждали.

– Я слушаю и удивляюсь твоей смелости на пути поиска своего призвания. Это и опыт в журналистике ещё до поступления в университет, и выбор специальности, совершенно неизведанной для тебя, которая к тому же не сулила больших доходов в будущем, учёба, осознание того, что хочешь заниматься специальностью, на которой учишься, преподавание и новое разочарование… Думаю о том, что это неизбежно – ошибаться в поиске своего пути, без этого невозможно. И так здорово, что ты дала себе возможность пройти этот путь, делать эти ошибки.

– Согласна. В моем опыте личный путь – это вслушивание в себя, поиск того, что внутри. Иногда очень сложно разглядеть, что у тебя внутри, признаться себе в чём-то. Мне лично было сложно признаться себе, что у меня есть способности к совершенно неполезному, бессмысленному с общественной точки зрения труду. Богословие – это общественно «бесполезный» труд.

– Сложно было разрешить себе?

– Да, сложно. Но в какой-то момент я постаралась представить, как на ситуацию с моим призванием смотрит Бог. Он дает нам дары, и Он не просто так даёт их. Склонности к тому или иному занятию – это тоже талант, и он дан неспроста. Эта перспектива Бога ‒ как Он смотрит на то, чем мне заниматься ‒ она помогла мне прийти в науку.

– Расскажи про свой путь веры и путь в Церкви.

– Некоторые люди могут очень просто определить, что именно их привело к вере: Достоевского прочитали, к примеру. У меня было не так. Я училась на теологии, и мне всё было интересно. Кроме этого, я занялась иконописью, потому что за плечами у меня была художественная школа, и мне было интересно попробовать себя в этой области. Мы занимались с группой иконописцев в Татьянинском храме с Отто Семёновичем Новиковым. Отчасти из-за этой студии богослужения для меня стали более доступны: было удобно и просто попасть на них, потому что я уже фактически находилась в здании церкви. Далеко не всякий интересующийся христианством, сможет вдруг так сразу физически зайти в церковь, в чужую среду.

Мне кажется, что я проходила разные этапы обращения ко Христу. В книге «Исповедь» Августина Блаженного видно, что его христианство было сначала более интеллектуальным, и только после он пережил нравственные переворот, который сделал его христианином на практике, а не только в мысли. У меня были несколько другие этапы обращения. Первый этап в моем случае был эмоциональным: православное христианство привлекало меня с эстетической точки зрения. Одновременно в тот же первый период я пережила интеллектуальное обращение, которое совпало с годами моей учебы на кафедре теологии. Вторым этапом было некое экзистенциональное обращение. И об этом я хочу рассказать подробнее.

Протестанты говорят, что нужно «принять Христа как своего личного спасителя». Фраза эта звучит странно, не по-русски, и как это сделать ‒ принять Христа как личного спасителя ‒ непонятно. Однако суть в том, что в какой-то момент я приняла Христа как личного спасителя. При этом никакого мистического опыта у меня не было, я совсем не мистический человек. Это случилось следующим образом. Некоторое время я увлекалась светской психологией, и сама ходила на психотерапию, прорабатывала ряд своих проблем. В какой-то момент психолог дала мне простое задание: составить список требований к самой себе. Список я легко составила. Однако через какое-то время ко мне пришел вопрос: хорошо, вот это то, что я требую от себя, а что от меня требует Бог? И, задумавшись над этим вопросом, я поняла, что ничего из этого списка Он от меня не требует. Это требования, которые задавало мне общество, родители, начальство. Я мучилась от своего несоответствия этим требованиям, но Бог не предъявляет ко мне требований ‒ Он меня зовет, даёт массу поддержки и хочет мне добра. Он хочет для меня святости, но это будет святость моя: я могу стать святой, но я не могу стать другим человеком, например, экстравертом. Тогда я поняла, что Бог не хочет того, чем я мучаюсь, а хочет от меня то, что я могу сделать. Это значит, что Он меня принимает и любит. Так, неожиданно я почувствовала всем существом, что Бог меня любит.

Потом была жизнь и постепенное взросление в Церкви. Я даже не уверена, что во мне много изменилось с момента того экзистенциального обращения. Я прочитала много разных книг, я нашла литературу, которая именно моя, которая мне близка, нашла своих авторов, среди святых отцов и современников. Они все пишут о том, что я уже пережила в своем экзистенциальном обращении: про Бога, который есть Любовь, Который гостеприимен, Который принимает нас всех, и меня в том числе. И то, чем я занимаюсь, вся моя учёба в России, и общецерковная аспирантура, и магистерская здесь в Бельгии, и докторская, которую я сейчас пишу – это всё часть моего христианского пути.

– Расскажи, пожалуйста, как ты решила уехать учиться за границу?

– Я хотела заниматься патрологией и стала искать научную школу, к которой можно прикрепиться. По рекомендации знакомых я выбрала Общецерковную аспирантуру и докторантуру им. свв. Кирилла и Мефодия. ОЦАД был интересен в том числе и тем, что там преподавали древние и современные языки, в то время совершенно бесплатно. Именно в ОЦАДе я выучила древнегреческий язык до того уровня, который позволяет мне читать святых отцов в оригинале. Кроме этого, еще классический сирийский, английский и французский. Я начала писать в ОЦАДе диссертацию, но затем по рекомендации своих профессоров отправилась в Бельгию продолжать свою учёбу. На данный момент я уже окончила магистратуру в Католическом университете Лёвена (Бельгия) и пишу докторскую работу. «Католический» здесь – это традиционное название, т.к. Лёвенский университет ‒ светский, однако исторически в нем есть факультет теологии.

– Расскажи, а почему Бельгия?

– Выбор страны был обусловлен двумя факторами. Во-первых, наличием профессора, который специализируется на изучении греческой и сирийской патрологии. Далеко не во всех университетах есть такие специалисты. И во-вторых, я выбрала Лёвенский университет, потому что там была возможность получить стипендию. Мне пришлось бы копить средства много лет, чтобы поступить на магистерскую в Бельгию. Оплата самого обучения не так дорога, но дорого стоит само проживание в стране: жилье, еда и пр.

– А почему именно патрология?

– Мне всегда нравилась письменность, литература, книги. Мои любимые предметы в РГСУ были библеистика, патрология т.е. то, что связано с книгой, с материалом книги, с тем текстом, что написан в книге. На меня безусловно повлияли преподаватели, которые вели эти предметы: о. Георгий Климов (библеистика), о. Андрей Рахновский (патрология и история древней церкви). Они настолько были увлечены своей областью, что смогли увлечь и меня. Период, который я выбрала для своей специализации, – IV-V вв. Я специализируюсь на творениях Феодора Мопсуестийского, на его «Огласительных гомилиях». Я начала эту тему в России, в ОЦАДе, и продолжаю её в Бельгии. Магистерская работа в Лёвене была посвящена трём гомилиям и взаимодействию экзегезы и богословия (гомилия – это проповедь, у Феодора достаточно пространные). А сейчас я занимаюсь теми же гомилиями, но шире: взяла для изучения весь корпус гомилий, и в них ‒ около 200 экзегетических отрывков. Гомилии сохранились не на греческом, на котором писал Феодор, а на классическом сирийском языке. Сирийский язык того времени – это диалект арамейского, то есть он очень похож на язык, на котором говорил сам Христос.

– Ты хочешь остаться в Бельгии или планируешь вернуться?

– У меня нет планов вернуться, во-первых, потому что я замужем за русским учёным, который работает в Бельгии. Во-вторых, я понимаю, что, к сожалению, не смогу найти работу в России. Я хочу работать в академической среде, в том числе преподавать. Но сразу исключаются все возможности преподавания в духовных школах, потому что я женщина. В России, к сожалению, на данный момент в духовных школах среди преподавателей богословских дисциплин нет женщин. Если женщины и преподают что-то, то это английский язык или, может быть, древнегреческий. И я понимаю, что не мне быть первой женщиной, которая будет преподавать патрологию в академии.

– Я помню по первой части интервью, что ты не тот человек, который будет биться головой о стену, чтобы отстаивать права женщин-богословов…

– Я просто понимаю, что в таком случае всегда буду в проигрыше. Мне бы хотелось, конечно, чтобы женщины преподавали в духовных школах, и чтобы было больше женщин-катехизаторов в церкви, и чтобы было бы банально больше женщин-учёных в русской богословской науке. Но я понимаю, что не мне ломать эти стены. Мне дорого то, чем я занимаюсь, и я ценю то место, где мне дают этим заниматься.

– Тогда вопрос к тебе как к патрологу. А как читать святых отцов? Ведь мы приходим в Церковь, и нам говорят: «Читайте святых отцов». Но тут много вопросов возникает. Как минимум, совсем немного творений переведены на русский язык, а существующие переводы устарели.

– Да, абсолютно так. Не так много переведено, а переводы в основном дореволюционные. И потом, я, как преподаватель святоотеческой экзегезы, могу сказать, что отцов вообще даже в хороших переводах тяжело понять. Например, отцы могут говорить о каких-то реалиях, которые их современники знали, а читатель начала XXI века ‒ нет, или упоминать какие-то философские идеи, которые обычному христианину неизвестны. Вот Василий Великий в своем «Шестодневе» ‒ толковании шести дней творении ‒ пишет: Моисей рассказал о творении земли и неба, а как же он ничего не сказал о стихиях? И современный нам читатель, выпучив глаза, смотрит на это и не может понять, что же это за стихии. А ведь Василий имеет в виду важную идею древнегреческой философии о пяти веществах-первоначалах: воздухе, огне, земле, воде и эфире. Ну, и кроме того, что мы не знаем этих философских тонкостей, начинающий читать святоотеческую литературу сразу замечает банальную вещь: отцы довольно сложно писали

Поэтому, когда говорят «нужно читать отцов», у меня сразу возникает пара замечаний. Во-первых, спросите себя лично: а зачем мне лично читать святых отцов? Ответ чаще всего тот, что это душеполезно. И тогда все берут «самую душеполезную» литературу ‒ аскетическую, читают, неправильно ее понимают и делают много глупостей. Тут встает вопрос: а какую тогда святоотеческую литературу будет полезно читать лично мне? Я посоветую здесь сложный путь, но верный: если вам действительно хочется читать святых отцов или «надо, потому что Церковь говорит», то хорошо бы взять пособия, книги по введению в святоотеческое богословие, почитать сначала их и разобраться в море святоотеческих творений.

– Что ты посоветуешь?

– В первую очередь, «Введение в святоотеческое богословие» о. Иоанна Мейендорфа – это его лекции, записанные студентами. Очень лёгкий и красивый язык, живая речь очень образованного человека. Но, возможно, кому-то Мейендорф может показаться сложным. Тогда можно почитать переводную научно-популярную книжицу «Путь отцов» французского автора Адальбера Амана. Для более продвинутых могу посоветовать два тома по византийским отцам о. Георгия Флоровского. Это очень интересные книги, написанные человеком, который истинно увлечен тем, что он делает. Язык ‒ не сухой канцелярский, которым, к сожалению, так часто написаны учебники, в том числе и по богословию, а именно живой, яркий, образный, хороший русский язык. Так что если есть сильное желание читать святых отцов, то лучше начать с обзоров, которые помогут определиться с тем, что же вообще у отцов читать. Но можно вообще просто пройти курсы. Есть курс, который я читаю онлайн в Библейском колледже «Наследие» — «Введение в святоотеческую экзегезу». Есть дистанционные курсу при ПСТГУ, где, скорее всего, есть патрология.

– Говоря о том, в чем заключается духовная жизнь и как ее вести. Получается ведь, что никакого руководства, правил особо и нет.

– Да, его нет. И, может быть, это тот факт, который каждый должен в какой-то момент осознать. Что христианин – он один перед Богом. Вокруг есть книги и другие христиане, с кем он может общаться, советоваться, но именно сам человек делает выбор, только он сам ведёт духовную жизнь. И в этом одиночестве перед Богом ничто не поможет, никакое духовное руководство священника, потому что оно невозможно в том виде, в каком оно было в древних монастырях или на Афоне (старец Силуан Афонский много об этом писал). Это отдельная монашеская практика, которая совершенно невозможна в миру. Если человек в чем-то советуется со священником, он все равно принимает решение сам, сам ведет свою духовную жизнь. Ему кажется, что у него есть подпорки: батюшка, духовная литература, советы отцов, но на самом деле он сам ее ведет, сам интерпретирует советы батюшки, книги. И только когда человек понимает, что он один, только в этот момент, наверное, и наступает взросление.

– У нас есть миф о том, что вот есть святые отцы, они прошли этот путь на пути к Богу, и они знают, как надо. А ты говоришь о том, что нам очень сложно понять, о чем они говорили. Получается, что это у нас еще один миф.

‒ Да, мне кажется, это тоже миф. Просто из-за того, что духовная жизнь у всех индивидуальная, ну и потом, разница между средневековым отшельником и современным человеком ‒ просто колоссальная. 

–Тогда как, на твой взгляд, современный человек может вести свою духовную жизнь, на что он может опираться?

– Думаю, что у каждого взрослого христианина есть совершенно уникальный опыт жизни с Богом. Кому-то больше пользы приносит чтение русской классики, чем святоотеческой литературы, а кому-то – вообще чтение католической, протестантской литературы. Мне кажется, что ошибка многих православных в том, что, когда мы приходим в Церковь, мы стараемся обтесать себя от всего, что нам кажется светским, чужеродным, и оставить только то, что нам кажется православным. А потом мы обнаруживаем, что нам такое православие мало что говорит, либо говорит что-то совсем непонятное, как это со святыми отцами, к примеру. А если с самого начала прихода в церковь принять себя таким, какой я есть, со всем тем, что мне важно: со светской литературой, светской психологией, с тем, что уже вошло в мою жизнь. Если это помогает приблизиться к Богу, это не может сделать нас менее православными. Задача воцерковления не в том, чтобы сделаться представителем православной субкультуры, а в том, чтобы стать членом Тела Христова.

– Соня, и последний вопрос: расскажи, пожалуйста, про свой литературный проект. Как он родился? Что это? Порыв души? Потребность писать?

– Он всегда был со мной в каком-то смысле. Пока я не умела писать, я сочиняла. А когда научилась писать в семь лет, то стала писать. Это просто часть меня. Я писала в школе, в университете. Отчасти вся эта затея с журналистикой появилась именно потому, что я уже писала прозу. Я начала писать для журналов и газет, а потом всё это в итоге вернулось к прозе. «Новый день» — книга, которую я опубликовала в прошлом году – это сборник повестей и рассказов, «коллекция» как я ее называю, лучшее из того, что я написала во времена студенчества в РГСУ и пару лет после. Он отчасти отражает мой опыт учебы на кафедре теологии и мой интерес к истории обращения человека к Богу.

 

 

 

 

 

 

 

Количество просмотров — 360