22 января 1995 года. Воскресенье. 10 часов утра. Только что закончилась ранняя литургия в Казанском соборе. Прямо на Красной площади, возле собора, оживление. Здесь собралась община Татианинской церкви. Священник, студенты-алтарники, учащиеся и преподаватели. Некоторые пришли с детьми. Чтобы скопление людей не вызвало интерес милиции, – все же не на демонстрации – разбиваемся на две группы (одна идет дворами). Место встречи – под аркой Психологического факультета на ул. Герцена, напротив храма святой мученицы Татианы.
10:30 утра. Улица Герцена. Вдали стоит фургон. Наш. В нем церковная утварь (переносной деревянный престол, подсвечники, кресты, облачения и т. д.). Все ждут. Нервничают: пошучивают, смеются, снова смолкают. Все в каком-то радостном напряжении, одушевлении. Пар изо рта, холодно. Переминаются с ноги на ногу. Дети прыгают, чтоб хоть как-то согреться. Что-то будет?!
10:45. Дворами пробираемся вокруг факультета журналистики. За спиной памятника Ломоносову подходим к храму. Деревянная полусгнившая дверь, которой давно уже никто не пользовался. Чугунный Ломоносов недвижно взирает на червонные звезды кремлевских башен. Сказочное январское утро, совсем пушкинское: «Мороз и солнце, день чудесный. Еще ты дремлешь…»
11:00. Действительно, «мерзость запустения на святом месте»… В каком плачевном состоянии предстал перед нашими глазам святой храм! Полумрак (все окна зачем-то заклеены черной бумагой). Бутылки из-под водки под ногами. Битое стекло. Какие-то огрызки. Обрывки бумаги. Грязное тряпье. Чего только не находим в этой сплошной грязи. Пыль и мусор повсюду. И это и есть тот пресловутый «очаг культуры»?
Подгоняем фургон, выгружаем церковную утварь. Запираемся на засов. Заколачиваем все лишние двери – на случай попыток штурма. Спешно производится капитальная уборка. Все театральное барахло из помещения храма стаскиваем на первый этаж, к выходу. Выкорчевываем в храме зрительские ряды, выгребаем груды мусора и стекла со сцены, то есть из алтаря. Снимаем осветительное оборудование. Срываем с окон черную бумагу – Господи, храм наполнился светом! Настоящим солнечным светом, лучи которого не проникали сюда уже несколько месяцев, если не лет… Спустя час-полтора, к приезду милиции (вызванной театралами) отодранное и отмытое помещение снова засияет, напоминая всем, что оно принадлежит церкви, что оно и есть церковь!
Приезжает милиция, требуют открыть дверь. С нашей стороны медлительность. Переговоры через дверь ведет один из профессоров МГУ. «Открывайте! Дымовую шашку, что ли, бросать?!» В здание входят двое сотрудников милиции с автоматом. С ними директор театра И. А. Большакова, вертится вокруг начальника милиции, подсовывает какие-то бумажки. Проходит полчаса, капитан изучает документы, представленные И. А. Большаковой. Потом наша папка с документами храма. А в это время с тряпками по полу ползают дети, отмывают разлившееся когда-то черное пятно, всю скверну, что накопилась за семьдесят лет. И на глазах совершается метаморфоза – кругом-то ведь уже не театр, а Божий храм; стены, окна, пол – все уже другое, чистое. После долгой паузы капитан милиции встает и медленно произносит свой вердикт: «Рассмотрев все предоставленные театром и общиной материалы, приходится констатировать, что у общины все документы в наличии. У театра документация устаревшая и недостаточная. Поэтому, исходя из создавшейся ситуации, милиция готова проследить, чтобы никто не помешал театру вывезти отсюда свои вещи». В заключение милиционеры призвали стороны к цивилизованному разрешению конфликта, к примирению и предложили сразу же начинать перевоз вещей театра… А произошли все эти удивительные события 22 января, в день святителя Филиппа, митрополита Московского».
Через два дня, после срочной уборки и косметического ремонта, 24 января в домовом университетском храме состоялось первое всенощное бдение, незабываемое для всех, кто на нем присутствовал. Вечернее богослужение совершали священнослужители, выпускники Московского университета. Храм был заполнен людьми. Друзьями. Пришли все те, кто целый год боролся за его возвращение и возрождение. Пришли профессора, их семьи, студенты, просто школьники. Сочувствовавшие храму журналисты. Молились – в буквальном смысле! – со слезами на глазах. И тогда, по окончании всенощного бдения, настоятель возрожденного храма святой мученицы Татианы священник Максим Козлов обратился к народу с проповедью:
«Казалось бы, странно, почему покровителем Университета является не святитель, не ученый муж, не многомудрый проповедник, а мученица? Однако теперь, по прошествии времен лихолетья, мы можем явственно увидеть в этом Промысел Божий. Университетская домовая церковь сама должна была пройти мученическим путем, путем страданий, надругательств и осквернения. Но знаем мы и то, что Господь всегда укрепляет страдающих за Имя Его, так что самые лютые истязания не приносят им вреда, но обращаются против самих же мучителей. Мы видим это и в житии святой мученицы Татианы, видим и в судьбе нашего храма, видим и в судьбе России…»
А на следующее утро, 25 января 1995 года, в день святой Татианы после Божественной литургии праздничный молебен святой мученице – в присутствии ректора МГУ Виктора Садовничего – совершил сам Святейший Патриарх Алексий II, который обратился к собравшимся с напутствием: «Роль Московского государственного университета сегодня так же велика, как и в прежние годы. Сегодня закладывается будущее нашего Отечества, и от усилий каждого из нас зависит, какой станет Россия…» С этих пор домовый храм Московского университета зажил настоящей церковной жизнью.
Отрывок из книги «Храм святой Татианы. История. Святыни. Современность» — Патриаршее подворье храма-домового мц. Татианы при МГУ г. Москвы, 2015. – стр. 142-145 (текст Александра Егорцева).
В качестве иллюстраций использованы кадры из фильма «1994-1995 годы. Возрождение храма», оцифрованного и смонтированного сотрудниками редакции st-tatiana.ru в 2014 году.
Количество просмотров — 628
