Отец Сергий Мечев родился в Москве 30 сентября (17 сентября по ст. стилю) 1892 г. в семье священника о. Алексея Мечева, настоятеля храма св. Николая в Кленниках на Маросейке.
1907 год
По окончании гимназии он поступил на Медицинский факультет Московского университета. В 1914 году во время войны он стал братом милосердия и так познакомился с сестрой милосердия — Евфросинией Николаевной Шафоростовой, которая в 1918 году стала его женой.
Студент Московского университета во время прохождения военной службы, 1915 год
Решение принять священство было связано у Сергея Алексеевича с поездкой в Оптину пустынь и беседой со старцем о. Анатолием. 30 марта 1919 г. Сергей Мечев был посвящен во диакона, 4-го апреля того же года, состоялось рукоположение о. Сергия во иерея. Время, когда о. Сергий стал священником, было самое трудное. Гражданская война, разруха. В Москве было голодно, холодно, свирепствовали эпидемии тифа, гриппа, которые многих унесли в могилу. Но сама тяжесть условий жизни пробуждала в страдающих людях религиозное чувство, заставляла искать помощи у Бога, к Которому до того были равнодушны.
Батюшку о. Алексея и сына его молодого священника о. Сергия Мечева связывала большая и нежная любовь, но, несмотря на это, о. Сергий первое время своего священства не вполне понимал отца.
Батюшка по своей горячей любви к ближнему и видя душу приходящего к нему человека, очень часто становился выше строгих дисциплинарных требований устава: исповедовал во время литургии, часто причащал. «Ну, как я откажу в исповеди, — говорил он, — может быть, она последняя надежда человека, может быть, оттолкнув его, я причиню гибель, вред его душе. Христос никого не отталкивал от Себя. Вы говорите: «Закон». Но там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона!
Как сам о. Сергий рассказывал, ему очень хотелось хоть раз отслужить самому без батюшки и все сделать по-своему, как ему казалось правильным, но долго не представлялось к этому случая. Наконец он настал: батюшке нездоровилось, и о. Сергию пришлось служить одному. «Ну, думаю, — рассказывал он, — теперь-то я не допущу никаких непорядков. На исповедь приходит девушка. «Вы исповедаться?» — «Да». «А на вечерне были?» — «Нет, батюшка, у меня работа вечерняя». — Что же делать? Пришлось ее допустить до исповеди и причастия. Следующая была старушка. «Ты на вечерне была?» — «Нет, батюшка, не могла». «Как же не могла? Ведь ты не работаешь, всегда дома. Не могу я тебя исповедовать!» — «Батюшка, я едва выбралась. Ведь мне приходится с детьми сидеть, и так меня еле отпустили» Пришлось и ее исповедать. Только она отошла, вдруг какой-то незнакомый мужчина без спросу летит прямо в алтарь. Тут уж я не стерпел: досталось этому мужчине. А он и из храма ушел. Только ушел, а следом бежит ко мне женщина: «О. Сергий! Не приходил ли сейчас муж мой? Его батюшка хотел видеть. Я его едва уговорила!» Этого-то человека, которого привести к батюшке стоило многих хлопот, а о. Алексею, может быть, многих молитв, я, можно сказать, прогнал. Долго потом его нельзя было уговорить придти к батюшке».
Это был первый урок, показавший о. Сергию, как прав был батюшка со своими «непорядками», и какую беду наделал бы о. Сергий своим «уставом».
О. Сергий отдавал своей пастве все свои силы, и духовные и физические, а его зачастую не понимали, роптали. Бремя Батюшкиного наследства иногда становилось для него неудобоносимым. Но все же он решил остаться, ведь Батюшка вымолил, чтобы он стал священником и принял после него паству. И Господь за молитвы Батюшки и за труд о. Сергия и многих его духовных детей «со искушением сотворил и избытие».
1920-е годы
К о. Сергию людей привлекала его личность, пламенность его веры, его любовь к Церкви, его глубокие по содержанию и действенные проповеди. У о. Сергия было много неоценимых качеств для того, чтобы быть руководителем, и первое из них — требовательная и чуткая, неподкупная совесть, необыкновенная искренность и отсутствие всяких поз, глубокий ум и сердце, чуткое ко всему прекрасному, ревность и знание святоотеческого учения о духовном пути, желание идти путем добрым, унаследованная от отца способность хорошо разбираться не только в духовных, но и в житейских ситуациях, и, наконец, доброта и отзывчивость к настоящему страданию других. О. Сергий не терпел никакой неискренности, фальши и этого же требовал от детей своих, прививая им это всем своим существом, словом и примером. Несмотря на свою строгость, когда дело касалось какого-либо действительного горя или болезни духовного чада, о. Сергий был само сочувствие, старался все устроить, все сделать, найти врача и лекарства, даже материально помочь, когда это было ему возможно.
Особенно характерным для руководства о. Сергия было постоянно повторяющееся им учение о индивидуальной мере для каждого человека, в соответствии с его физическими и душевными силами в соответствии с его духовными силами и возрастом.
Особое место в жизни Маросейки занимали проповеди отца Сергия. В двадцатые годы в Москве можно было слышать многих известных проповедников. Но проповеди о. Сергия носили совершенно особый характер. Слушая их, нельзя было оставаться только слушателем. Возникало непреодолимое желание испробовать на себе, в своем опыте все то, о чем он говорил. По условиям времени и в согласии со своей совестью, о. Сергий оказался не только настоятелем храма и руководителем многих духовных детей, но и церковным деятелем. В одном письме 1932 года о. Сергий вспоминал о тех моментах, когда ему пришлось бороться за Церковь и противостать многим.
Первый — обновленчество. Еще в предреволюционные годы среди интеллигенции и некоторых церковных деятелей существовало мнение, что Церковь, если не умерла, то находится в параличе, что надо принять какие-то решительные меры к ее оживлению, что надо вернуться к первохристианскому строю жизни и Богослужения, отметать позже установленные Церковью правила, согласовав новые с требованиями современной науки, культуры и вообще современной жизни. Многие искренне заблуждались, не понимая настоящей духовной жизни.
В смутное для Церкви время первых послереволюционных годов нашлись недобросовестные люди, которые использовали лозунги «обновления» в своих корыстных целях: воспользовавшись трениями, которые возникли между Патриархом Тихоном и властями, они обманом захватили власть в Церкви в тот момент, когда Патриарха арестовали по «Делу об изъятии церковных ценностей» и организовали свое «Высшее церковное управление», стараясь подчинить ему всю Русскую Церковь. Многие епископы противостали этому, но они были разъединены, многие из них были арестованы. Приходское духовенство, привыкшее до революции к беспрекословному повиновению власть предержащим, хотя в большинстве своем не принадлежало к числу идеологов «Живой Церкви, все же не сумело разобраться в создавшейся ситуации, и подчинилось ВЦУ, прекратив поминовение заключенного Патриарха. В Москве лишь единичные приходы сохранили верность Патриарху. В числе их были Данилов монастырь и Маросейка. О. Алексей и о. Сергий Мечевы всей душой чувствовали, что Церковь есть Тело Христово и источник освящения всего мира. Она со всеми Своими Таинствами и богослужением свята во веки. Они знали, что надо не «обновлять» Церковь, а идти к Ней и учиться у Нее, пользоваться Ее Таинствами для своей духовной жизни, становиться Ее членами через покаяние и Св. Причащение для «обновления в себе образа Святого Божия». Сама же Церковь в существе Своем свята и непорочна и не нуждается в искусственном оживлении или обновлении.
Простой народ не принял обновленчества, захваченные живоцерковниками храмы не посещались.
1929 год
29 октября 1929 года отец Сергий вместе с двумя священниками и несколькими братьями Маросейского храма был арестован. После ареста он был сослан на север, в маленький захолустный городишко Кадников. Из Кадникова он продолжал, как и раньше, заботиться о храме и о своих духовных детях и по-прежнему оставался отцом и настоятелем, пока в 1932 г. не были арестованы священники и храм не был закрыт.
О. Сергий очень страдал душою за своих духовных детей, оставшихся без храма. Иногда его, по-видимому, посещали даже искусительные сомнения относительно своего церковного пути, казалось, что, если бы пошел другим путем, может быть, был бы теперь еще с духовными детьми, дома.
8 марта 1933 года последовал повторный арест и 5 лет лагерей. В колонии о. Сергий сильно голодал. Там было много уголовников, которые постоянно его обкрадывали. Приезжавшие навестить его рассказывали, что о. Сергий от болезни и голода так исхудал, что самому было страшно на себя глядеть. Раньше он был вспыльчивый, а тут — очень мягкий, ласковый, добрый — ни одного упрека, ни малейшего раздражения в нем, несмотря на всю его измученность.
В 1937 г. о. Сергий освободился из лагеря. Семья его в это время жила под Москвой. Он стал работать врачом в одной из поликлиник Калинина. Хотя о. Сергий в это время никак не проявлял себя перед внешними и перед церковными властями, он остался при прежних своих убеждениях и искал общения с каким-либо единомысленным епископом. Таких было немало, но все они были или в далеких ссылках или в лагерях. У своего духовного сына о. Сергий встретился с одним епископом, который высказывался о церковных делах в смысле, созвучном о. Сергию. О. Сергий доверился ему, раскрыл перед ним свою душу и положение своей общины, о которой так болело его сердце. Это оказалось роковым шагом. Вскоре попав в беду, человек тот, желая выпутаться сам, предал о. Сергия, рассказав на суде то, что было ему открыто на духу как епископу.
Как только отец Сергий узнал о том, что он предан и что его неминуемо должны арестовать, он уехал с того места, где жил, и около года скитался. Ему советовали скрыться в Среднюю Азию, но это значило оторваться, оставить духовных детей — он не мог этого сделать и жил тайно то там, то здесь. Еще более, чем за себя страдал он душою за своих духовных детей. Вся молитва о. Сергия сосредоточилась на том, чтобы пострадать ему одному, чтобы никто не пострадал от его ошибки. Летом 1941 года отец Сергий скрытно жил в деревне близ Тутаева, где он каждый день служил литургию. Из-за начала войны всеобщая подозрительность увеличилась, местные жители приняли их за «немецких шпионов» и выдали НКВД. 7 июля о. Сергий был арестован и помещен в Ярославскую тюрьму НКВД. Но в тюрьме выяснилось, кто он на самом деле.
После четырех месяцев допросов и пыток в стенах Ярославского НКВД, отец Сергий Мечев был расстрелян в тюрьме.
Молитва его сердца исполнилась — никто за него не пострадал. Даже арестованную вместе с ним девушку освободили. О. Сергий умер в день праздника иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», а арестован он был в день праздника Иоанна Крестителя. Невольно вспоминается сон его покойной жены, матушки Евфросинии Николаевны, в котором она видела, как они с о. Сергием прикладывались к иконам св. Предтечи и «Скорбящей» Божией Матери.
В августе 2000 году Юбилейный Архиерейский собор Русской православной церкви прославил его в сонме Новомучеников и Исповедников Российских. Тогда же был канонизирован его отец московский протоиерей Алексий Мечёв.
Количество просмотров — 411
