ПРОТ. ВЛАДИМИР ВИГИЛЯНСКИЙ
Июнь 2017 года
После 40-летнего перерыва решил в отпуске перечитать «Войну и мир» Л.Н. Толстого.
Аббат Морио:
«Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, — и оно спасет мир!»
Из письма княжны Марии Болконской:
«Что касается плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по-моему, есть Божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст в супруги».
Две сцены из «Войны и мира», которые стоят всего первого тома
Первая — это когда князь Василий Курагин выкрадывает из-под подушки умирающего графа Кирилла Безухова портфель с завещанием, а затем — драка за этот портфель между «старшей» княжной Катишь с Анной Михайловной Друбецкой.
Вторая — это прощание князя Андрея с сестрой Марией, которая, вопреки его желанию, заставляет надеть на него образок со Спасителем. В конце 1 тома эта иконка спасает князя Андрея после Аустерлицкого сражения от плена и смерти.
И, конечно, прощание со старым князем, который сказал сыну:
«Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне, старику, больно будет… А коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет стыдно!»
И на закуску — анекдот про русского посланника в Париже, который я бы назвал «Русская дипломатия» (рассказ князя Долгорукова):
«Бонапарт, желая испытать МаркОва, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от МаркОва, но МаркОв тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платок Бонапарта».
Великий роман!
Второй том «Войны и мира»
Упиваюсь чтением – отмечаю то, на что никогда раньше не обращал внимание. Или вообще по дурости опускал. Например, гениальная сцена охоты на волков – полная метафоризма. Без нее нельзя понять «военные» главы.
Считал, что 2 том проходной, что это как бы мост между началом и главными событиями, связанными с войной 1812 года.
Но сейчас понимаю – здесь заложены главные ключи к тайнам писательского метода Толстого.
Все драматическое, иногда трагическое, что происходит с героями романа, имеет сложную систему выверенных мотивировок. Ничего нет случайного, проходного, «выдуманного».
Над всеми главенствует Промысл Божий – основной «герой» эпопеи Толстого.
Конечно, здесь очень важна Наташа Ростова, с которой начинается и кончается эта часть романа. В ней заключены все нюансы взлетов и падений человеческой души, пылких ожиданий и глубоких разочарований. Такого проникновения в эти закоулки души не найдешь ни у какого другого писателя.
Д. Шмаринов. «Наташа Ростова». 1953 год
И несколько характерных цитат.
Наташа Ростова о Борисе Друбецком и Пьере Безухове:
«Очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Безухов – тот синий, темно-синий с красным, и он четвероугольный».
О княжне Марии Болконской:
«Княжна никогда не думала об этом гордом слове: справедливость. Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанного нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда Сам Он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала».
Граф Растопчин в разговоре с князем Андреем Болконским:
«И где нам, князь, воевать с французами! Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж. Костюмы французские, мысли французские, чувства французские!.. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры да по-русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!»
Третий том «Войны и мира»
В центре этой части – Бородинское сражение и сдача неприятелю Москвы, которые в военном смысле являются поражением русской армии, но для истории – победой. В своих размышлениях об этом историческом парадоксе Толстой поднимается до небывалой высоты, объясняющих очень многое в тех событиях, до которых писатель не дожил, но духом прозревал.
Любезный комментатор – Наталья Крисанова – подарила замечательную цитату из письма Н.Н. Страхова Л.Н. Толстому:
«… Но помните, Лев Николаевич, что если Вы и ничего не напишете, Вы все-таки останетесь творцом самого оригинального и самого глубокого произведения русской литературы. Когда русского царства не будет, новые народы будут по «Войне и миру» изучать, что за народ были русские…»
Поразили меня цитируемые Толстым рассуждения Наполеона, когда тот пребывал на острове Св. Елены. Это были мечты Наполеона после победы над Россией о создании единой Европы и военного союза, вроде НАТО, под руководством Франции:
«… Я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз… В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами… Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине… Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну – защитительной… мое диктаторство кончилось бы, и началось бы его конституционное правление… Париж был бы столицей мира, и французы предметом зависти всех наций!»
Альбрехт Адам. «Наполеон в горящей Москве»
И еще несколько цитат:
Наполеон – генералу Балашеву:
— Да что мне эти ваши союзники? У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч…
– Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?.. Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа.
«Новое для Наташи (Ростовой) чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик Божией Матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостней было думать, что желание понимать всё есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться Богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял её душой…»
«… Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться».
«Война и мир» как модель поведения
Вспоминаю, когда мы снимали комнаты в нашем будущем доме в Печорах Псковских на рубеже 1990-х годов, наша хозяйка, бывшая школьная учительница, увидев в руках моей 14-летней дочери «Войну и мир», коварно выпалила:
– А Андрей Болконский умрет!
Это стало нашей домашней поговоркой.
Я тоже первый раз читал «Войну и мир» в этом возрасте.
Сегодня, дочитав до конца эту книгу, понял, что устроил себе большой праздник. Весь переполнен непередаваемыми чувствами и смыслами!
Д. Шмаринов. «Война и мир». 1953 год
Не думал, что второй раз за день буду не только упоминать Александра Невзорова, но и хвалить его.
В передаче на радио «Эхо Москвы» он упомянул ролик про то, что дети не читают книжки и не знают, кто написал «Войну и мир»:
«И я подумал: какое счастье! Хоть одно поколение не будет загружено этой нафталиновой бессмыслицей, уже не играющей никакой роли и предлагающей феноменально неверные модели, устаревшие модели поведения, непригодные для сегодняшнего дня».
Очень точно про модели поведения, непригодные для сегодняшнего дня. Молодец!
Теперь точно знаю, что «Войну и мир» надо срочно оставлять в школьной программе.
Одобрил бы Платон Каратаев оппозицию?
Эпилог – самая «нечитаемая» часть «Войны и мира» и, пожалуй, не совсем уместная. Уверен, что 9/10 читателей пролистывают ее с раздражением: зачем роману эта бесконечная по размеру (и в общем, замечательная) статья о философии истории, рассуждения о воле народа, свободе и Промысле Божием? Не лучше ли было опубликовать ее отдельно от романа?
Но есть там несколько глав о любимой для Толстого «идеи семьи» на примере небольших сцен из семейной жизни Ростовых и Безуховых в 1820 году.
Именно в это время зарождалась в Российской Империи декабристская антимонархическая оппозиция, и автор не мог оставить эту тему без внимания.
Есть здесь то, что, возможно, откликается эхом в сегодняшней России.
Граф Пьер Безухов возвращается из Петербурга, где он встречался с руководителем тайного общества, и рассказывает графу Николаю Ростову:
– Все видят, что дела идут скверно, что это нельзя так оставить, и что обязанность всех честных людей противодействовать по мере сил… Государь ни во что не входит… В судах воровство, в армии одна палка: шагистика, поселения, – мучат народ, просвещение душат. Что молодо, честно, то губят! Все видят, что это не может так идти. Все слишком натянуто и непременно лопнет… Когда ждут неминуемого переворота, – надо как можно теснее и больше народа взяться рука с рукой, чтобы противостоять общей катастрофе…
– Я вот что тебе скажу, – проговорил Николай… – Ты говоришь, что у нас все скверно и что будет переворот; я этого не вижу; но ты говоришь, что присяга условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить – ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь.
Потом, когда Наташа осталась наедине с Пьером, она спросила его, зная, что он бережно хранил память о Платоне Каратаеве (любимого героя автора «Войны и мира»):
– Как он? Одобрил бы тебя теперь?
– Нет, не одобрил бы, – сказал Пьер, подумав. – Что он одобрил бы, это нашу семейную жизнь.
Источник: Facebook
Количество просмотров — 250
